Герои умирают дважды - Страница 32

Однако Виктор не стал отчаиваться. Он подумал, что, несмотря на первый день пребывания в замке, следует во что бы то ни стало форсировать события. И тоже устремился внутрь донжона, к столу, рассчитывая, что за едой он найдет возможность обратить внимание графини на себя.

Свое место Антипов обнаружил быстро с помощью дворецкого, а заодно и понял причину ссоры между графским сынком и бароном. Их посадили слева от графини, но одного ближе, а другого — дальше. Дворецкий путем извилистых умозаключений и взвешивания происхождения и заслуг каждого решил именно так. Ан-Суа не согласился с этим, ан-Котеа, напротив, горячо поддержал. Столь очевидный повод выплеснул все, что тайно копилось в душе, но это почти ни к чему не привело — местоположение воинов не изменилось, но аппетит был испорчен.

Теперь зал выглядел совсем по-другому. Человек сорок дворян сидело за столом, покрытом синей скатертью из плотной материи. В углу расположились музыканты в оранжево-желтых одеждах. Их инструменты, от длинной трубы до варсеты, еще не были пущены в ход, но Виктор догадывался, что вот-вот заиграет музыка. В ярком свете свечей и факелов между столом и стенами бегали слуги с подносами и без. Хотя не они привлекли внимание Антипова, а невысокий человечек в зеленом костюме и с серебряными кисточками, менестрель-распорядитель. Его функции были на первый взгляд просты — он произносил речи, тосты да и вообще не позволял гостям скучать. Богатые посетители, осведомленные о собственном косноязычии, могли даже заказать менестрелю какую-нибудь речь от своего имени. Виктору почему-то казалось, что многие так и сделали.

Представителя замка Орреант очень беспокоило собственное положение. Оно не позволяло ему развернуться вовсю даже за ужином. Антипов знал, что сейчас менестрель-распорядитель произнесет краткую речь, потом что-нибудь скажет графиня, затем — наиболее знатные дворяне, а когда очередь дойдет до него, то все уже устанут и будут слишком пьяны, чтобы оценить нестандартный подход. А Ласана вообще к тому моменту может уйти и оставить гостей. Поэтому ждать не хотелось.

Заиграла музыка, довольно спокойная мелодия в исполнении струнных инструментов, а перед музыкантами пробежало несколько акробатов в розовом, выполнивших несложные, с точки зрения искушенного жителя Земли, трюки. Когда акробаты исчезли, менестрель прочистил горло и приступил к приветственной речи.

— Господа! — громко произнес он. — Ее сиятельство рада приветствовать вновь прибывших в своем замке. Этот славный турнир не делает различий между дворянами. И граф и младший сын барона принимают участие на равных. Любой может подтвердить это!

— Подтверждаю! — неожиданно раздался громкий и зычный голос. — Благодарю за оказанную честь и возможность высказаться от имени младших сыновей баронов!

Среди присутствующих наметилось замешательство. Все, как один, посмотрели на высокого дворянина, одетого в не очень модный коричнево-красный костюм. Дворянин же, как ни в чем не бывало, выпрямился во весь рост и продолжал:

— Если бы уважаемый распорядитель не обратился ко мне за подтверждением, то я бы, конечно, ни за что не решился произнести эту речь, но если так уж получилось, то скажу все!

— Кто это? — спросила графиня, чуть наклоняясь к Вирете, сидевшей справа от нее.

— Тот самый Ролт из конца списка, — шепотом пояснила доверенная дама.

— А… а почему он говорит?

— Не знаю, госпожа. Здесь, похоже, какая-то ошибка.

Однако Виктор так не считал. С его точки зрения, все шло как надо.

— Мы, младшие дворяне, бесконечно благодарны ее сиятельству за предоставленный шанс. Ведь что есть у нас? Лишь конь и верная рука. Но пусть кто-нибудь скажет, что этого недостаточно! С их помощью мы добьемся всего!

Графские отпрыски и полноправные бароны скривились, но большая часть собравшихся одобрительно загалдела.

— Чем молодость лучше зрелости или старости? — продолжал Виктор, вдохновленный ожидаемой поддержкой. — Да тем, что мы можем приобрести любой опыт, а у остальных есть только тот опыт, который они уже получили. Мы надеемся на лучшее, а они думают о том, что лучше бы ничего не менять. Мы способны любить женщину страстно, а они — печалятся, что никто страстно не любит их.

— Я не согласен! — Разодетый Женар вскочил со своего места и даже хотел ударить рукой по столу, но остановился, скосив глаза на графиню.

— Пусть говорит! — закричала половина стола, к которой принадлежал и Антипов.

— Эх, ваша светлость, — обратился Виктор к основному конкуренту. — Вот вы говорите, что я неправ. А посмотрите на себя — вы хотели ударить рукой по столу, но почему-то этого не сделали. Почему? Подумали, что это неприлично? Подумали о том, что подумает об этом ее сиятельство? Жест-то неподходящий для галантного кавалера. Вы правы, конечно. А я бы ударил! Потому что не думаю о том, что подумают другие. Я искренен в своих поступках и чувствах. И если я говорю госпоже графине, что считаю ее самой красивой женщиной на свете, то нисколько не преувеличиваю. Вот ваша светлость, опытный мужчина, наверняка видели и других красивых женщин, а я — нет. Для меня ее сиятельство — образец, эталон совершенства! Несравненная!

Ласана тихо рассмеялась, а Женар, выпучив глаза, воскликнул:

— Да никого я не ви… — И тут же осекся. Хорош бы он был, если бы признался в том, что не видел красивых женщин. — Но я знал других, поэтому могу сравнивать и с большим основанием утверждаю, что Ласана — красивейшая из всех.

— Ваша светлость, — вздохнул Виктор. — Я ни в коем случае не скажу, что вы говорите неправду, но сами знаете, сколько в наше время развелось льстецов. Как бедная женщина может поверить опытному мужчине до конца? Ему хочется верить, вот она и верит. А мне, не такому опытному, — хочется или не хочется, все равно веришь.